Норманисты, не имея подтверждения своих теорий в письменных источниках, пытаются использовать археологический материал в качестве аргументов и доказательств. Так в частности находки скандинавских вещей на территории Руси объясняются, как присутствие норманн на территории Руси, и как некое подтверждение того, что варяги русских летописей являются скандинавами. Здесь нужно сразу отметить, что на сегодняшний момент нет такого археологического материала, который бы позволял определить этническую принадлежность варягов. Подобные интерпретации археологического материала являются просто мысленными спекуляциями ничего не имеющими с наукой. Археологический материал просто не дает возможности определить, какие находки можно считать варяжскими. Поэтому построить «мост» от скандинавских находок к варягам нельзя и археологи, выдающие скандинавские находки за «варяжские», занимаются откровенным подлогом. Но и сами скандинавские находки, (которых кстати, ничтожное количество, среди всего остального славянского материала), не позволяют сделать однозначный вывод о присутствии норманн на Руси. Наличие вещей иностранного производства среди материалов раскопок может свидетельствовать, как об импорте этих вещей, так и о присутствии иностранцев на Руси. Ответить однозначно в большинстве случаев археология не может. Это просто выходит за рамки ее возможностей. Поэтому давно уже норманисты пытаются найти некие волшебные этнические маркеры, которые бы однозначно давали ответ, кто являлся владельцем данной вещи. К таковым «однозначным» этническим маркерам были отнесены так называемые скорлупообразные скандинавские фибулы. Даже довольно критично настроенный к норманнизму Авдусин пишет: «Характерны так называемые скорлупообразные фибулы имевшие форму яйца, разрезанного вдоль, а также фибулы некоторых других типов. Все они орнаментированы в особом скандинавском стиле. Эти фибулы были непременной принадлежностью скандинавского племенного женского наряда, и их не могли носить в той же выдержанной строгости, что и скандинавки, представительницы других этнических групп. Значит, эти фибулы не могли быть предметом международной торговли и попали на Русь только вместе со своими владелицами, женами воинов или их рабынями» ( Авдусин Д.А. Археология СССР, 1977, стр. 229). Они обычно находятся в погребениях, как часть одежды умершего. На Руси в IX- X вв. преобладал обряд кремации, в результате которого уничтожалась большая часть личных вещей. Сохранялись только некоторые металлические вещи, вроде застежек, височных колец, амулетов, других металлических украшений, которые не уничтожались огнем. Среди подобных вещей иногда находят скандинавские скорлупообразные фибулы. Соответственно, была построена «теория» норманистами о некоем сакрально-магическом уборе скандинавских женщин, в котором использовались скорлупообразные фибулы, которые якобы не могли быть предметом торговли. О том, что это за «теория», можно понять из статьи 1981 года норманниста Петрухина В. Я." Об особенностях славяно-скандинавских отношений в раннефеодальный период (IX-XI вв.)". Эту статью можно отнести к шедеврам норманистической демагогии. Почти на две страницы Петрухин разводит общие рассуждения о том, что орнаменты на украшениях и уборах служили религиозным и магическим целям, а также про общую подозрительность народов друг к другу. На основании этого, делается вывод о том, что фибулы не могли продаваться. Кроме общих рассуждений в этом тексте нет вообще никакой конкретики. Нет ни ссылок на древние источники, которые бы могли подтвердить, что фибулы, как часть женского убора, нельзя было продавать на базаре, нет письменного подтверждения табуирования продажи таких предметов, ни законодательных ограничений у скандинавов. Просто общие домыслы и заключения. Для подтверждения своих рассуждений Петрухин ссылается на общие работы, как например, на работу Монгайт А.Л. «Археологические культуры и этнические общности»//Народы Азии и Африки. 1967, №1, с.60-61, из которых можно максимум вывести поверхностные аналогии. Интересно, что сам Петрухин указывает, что «первоначально все эти вещи считались предметами импорта»(стр. 175). Это совершенно логично, так как количество находок этих вещей очень небольшое на территории всей Руси и не было никаких доказательств, что владельцы этих вещей скандинавы. Другими словами, нас пытаются уверить, что скандинавские ремесленники делали фибулы-застежки исключительно в ритуальных целях, никогда не предлагали их на продажу, а только под заказ по предъявлению удостоверения, что покупатель скандинав или скандинавка.))) Кроме общей демагогии Петрухин пытается пускаться в рассуждения о том, что покрой славянского платья не предусматривал использования парных фибул. Правда при этом признает, что финские женщины могли носить одежду подходящего фасона.
"Невозможной признается и торговля парными скорлупообразными фибулами в славянской среде: конструктивные особенности костюма – отсутствие бретелей, скреплявшихся парными фибулами, - не позволяли славянкам носить скандинавский убор. Зато такая возможность признается для финских женщин Прибалтики, Карелии, Приладожья, Ярославщины: покрой финского платья считается близким скандинавскому, скорлупообразные фибулы - обычная находка в перечисленных регионах"(стр.175). Собственно, это утверждение работает против теории об этническом маркере. Как минимум, финно-угры могли вполне заимствовать подобные фибулы, и соответственно нет необходимости отождествлять погребения в Приладожье, Карелии и на Ярославщине как скандинавские. Но кроме того, сам характер реконструкций славянского платья, тоже довольно условен. Далее, славянкам совсем не требовалось перекраивать платья, чтобы носить фибулы, тем более, что они пользовались своими славянскими фибулами. Затем, Седов В. В. указывал, что в Гнездове, в большинстве так называемых «скандинавских» погребений со скорлупообразными фибулами встречается не две, а одна фибула, что подразумевает отличный от скандинавского покрой платья, и соответственно никак не доказывает скандинавский характер погребения. «Часть находок из Гнездовских курганов имеет скандинавское происхождение. Таковы скорлупообразные фибулы овальной и круглой формы с рельефными узорами нордического стиля. Они были непременной принадлежностью скандинавского женского костюма. С их помощью закреплялись на плечах бретели женской одежды, поэтому в Скандинавии в захоронениях обычно находятся по две фибулы. В Гнездовских могильниках исследовано свыше двух десятков курганных погребений с такими фибулами – в шестнадцати встречено по одной фибуле, в одном – четыре, в остальных по две».(Седов В.В. Славяне, М., 2002, С. 554)
Таким образом, теория базируется на сомнительных рассуждениях общего порядка. Когда Петрухин обращается к археологии, то обнаруживается, что находки не совсем подтверждают эту умозрительную концепцию: "…если обратиться от общих посылок к археологической реальности, то выясняется, что скорлупообразные фибулы встречающиеся в курганах Приладожья, как правило, в сочетании с финскими шумящими привесками, играющими ту же роль племенного убора и амулетов. Более того, и в Приладожье, и в Ярославском Поволжье скандинавские украшения встречены в погребениях с местным ритуалом: в первом районе - с очагами, во втором - с глиняными лапами и кольцами". Другими словами скорлупообразные фибулы встречаются в финских погребениях. Но не портить же такую красивую сказку про «этнический маркер» и «визитную карточку» всех скандинавок. Поэтому наш эквилибрист от науки с легкостью объявляет, что все эти финские погребения на самом деле скандинавские. Все дело просто в невероятно быстрой ассимиляции норманн и их приспособляемости к местным условиям. После обнаружения скорлупообразных фибул в финских погребениях Петрухин обнаруживает их и в славянских: «женщина с набором скорлупообразных фибул, погребенная в одной из камер Киева, носила и славянские височные кольца «волынцовского типа»»(стр.179). Сам киевский «обычай сооружать погребальные срубы, нетипичный для Скандинавии»(стр.179). Но и это нашего фантазера не останавливает. Просто это объявляется «местным» норманнским обычаем, изобретенным уже на славянской почве. Здесь уместно также привести цитату из работы Фомина В.В. со ссылкой на Каргера М.К. :«Весьма ценно наблюдение М.К.Каргера над двумя серебряными фибулами, обнаруженными в погребальных комплексах киевского некрополя и украшенными филигранью и зернью: одна из них была использована в женском уборе уже не как фибула, а как подвеска-медальон, для чего к ней с тыльной стороны было прикреплено проволочное кольцо (ученый отнес эти погребения к богатым погребальным памятникам киевской знати). По одной из версий И. П. Ш аспольского, «обе женщины были славянками, фибулы приобрели путем покупки и носили их просто под влиянием скандинавской «моды». И нельзя, в таком случае, не признать правоту известного археолога Седова, давно уже отметившего, что находки вещей скандинавского происхождения (скорлупообразные фибулы, широкие выпукловогнутые браслеты, плетеные браслеты, подвески) «не являются этноопределяющими». (Фомин В. В. Варяги и варяжская русь, С.388)
Кроме наличия скорлупообразных фибул в финских и славянских погребениях, они также зафиксированы и у прибалтов.
"…у прибалтийских ливов скандинавские фибулы в первых столетиях II тыс. н. э. вошли в состав местного этнографического костюма и были дополнены вполне самобытными роскошными нагрудными привесками"(Фомин В. В. Варяги и варяжская русь, С.387)
Кроме всего прочего, оказывается, что встречаются гибридные вещи и украшения в погребениях. Это означает, что местные ремесленники могли совершенно свободно перенимать чужие формы и стили. Петрухин пишет: «В каждом конкретном случае невозможно сказать, кем был погребенный, совершавшие обряд или ремесленник, выполнивший «гибридную» вещь», - скандинавом, финном или славянином»(стр.179). Как видим, об этнической принадлежности людей, имевших отношение к гибридной вещи, ничего определенного сказать нельзя. Но не только гибридные вещи мог сделать ремесленник, но и просто скопировать. Тем не менее, «Несомненно лишь, что эта метисация отражает процесс ассимиляции норманнов»(стр.179). Оказывается, кто владелец вещи или кто ее изготовитель, непонятно, т.е. вещь могли купить, и могли скопировать местные ремесленники, но оказывается несомненной ассимиляция норманн. Потрясающая логическая связь - рассуждения просто обезоруживают своей убедительностью)))). А вот на уровне общих рассуждений что пишет Петрухин: «Племенная рознь сохранялась и в позднейшие эпохи: показательно, что веками жившие на соседних территориях шведы, финны и лопари подозревали друг друга в том, что их соседи – злые колдуны»(стр. 176). На этом основывается вывод, что предметы племенного убора не могли быть предметами торговли: "Поэтому предметы племенного убора едва ли могли предназначаться для международной торговли"(стр.176). Но с другой стороны, тогда не могло быть и никаких заимствований у финнов шумящих подвесок и никакой стремительной ассимиляции, если веками «подозревали друг друга». Я думаю, этих примеров уже достаточно для того, чтобы понять, каким образом занимаются манипуляциями с археологическим материалом норманисты и всю демагогичность теории о скорлупообразных фибулах, как этнических маркерах. Большая неопределенность и неоднозначность археологического материала, дает простор для мысленных спекуляций и выдумывания теорий. Именно это, так нравится историкам-норманнистам, которые любят аппелировать к «доказательствам» археологов. Именно поэтому, так любят это и англосаксы, вроде Франклина и Шепарда, занимающихся вычеркиванием из истории восточнославянской культуры. Тем же занимается и группа археологов-клейновцев.
Статью написал в 2013 году Александр Олейниченко, житель города Киев, про его ученые звания мне ничего не известно, но у него много и других статей по историческим темам.
Отредактировано fríðr (27 Дек 2014 16:07:18)
